Шамиль Идиатуллин: «Мои герои начали ходить в масках раньше нас»

Лауреатом Национальной литературной премии «Большая книга» 2020 года стал бывший казанский, а ныне московский журналист и писатель Шамиль ИДИАТУЛЛИН, который задолго до пандемии коронавируса сумел предсказать наше будущее: все герои его романа ходят в масках. Мы расспросили его о том, было ли это пророчеством или случайным совпадением, и почему персонажи романа «Бывшая Ленина» обитают в городе, которого нет на карте нашей Родины, но при этом он имеет так много общего со столицей Татарстана.

– Шамиль, поздравляю Вас с третьим местом и премией в миллион рублей. Во время церемонии объявления лауреатов премии «Большая книга» 2020 года ведущая сказала про Вас: «Он предсказал, что все мы будем ходить в масках». Как такое возможно?

– Да, в романе «Бывшая Ленина», который был напечатан летом 2019 года, а написан еще раньше, все ходят в масках. Между прочим, Елена Шубина, главный издатель качественной отечественной прозы, которая переманила меня из питерского издательства «Азбука», где вышло большинство из восьми моих романов, прочитав рукопись, сказала: «Шамиль, я придумала Вам отличную обложку. Пускай на ней будут люди в масках, как у Вас в тексте». Я ответил, что это как-то не очень, по-моему, цепляет: весь Китай в масках ходит, подумаешь. Ведь китайцы еще до коронавируса закрывали лица из-за смога. В общем, книжка вышла под другой обложкой. Мои герои ходят в масках не потому, почему ходим в них мы, а из-за того, что в городе Чупове ужасно воняет от свалки, мусор на которую привозят со всей области. Но факт остается фактом, мои герои начали ходить в масках раньше нас.

– Тема свалки весьма актуальна для Казани. Город производит около 600 тысяч тонн мусора в год. Плюс к тому после введения в действие новой территориальной схемы по обращению с отходами его везут к нам из пригородных районов. Причем, судя по запаху, в том числе и органического происхождения. А экоактивисты уже не первый год воюют против строительства мусоросжигательного завода.

– Некоторая перекличка проблем, которые стоят перед казанцами и персонажами романа «Бывшая Ленина», несомненно, присутствует. Так, основные проблемы у жителей Чупова начинаются после того, как за кадром этого романа, задолго до начала действия, они выступили против строительства МСЗ, который будет не экологическим, и поэтому он им не нужен. А после того, как инвесторам строительства завода дали по рукам, они заявили: «Ладно, раз МСЗ вам не нужен, то мы сваливаем отсюда, а вы валите свой мусор на свалку». И на нее везут мусор со всей Сарасовской области. Я начал писать эту книгу еще до истории с Шиесом, где местные жители восстали против того, чтобы к ним везли весь московский мусор, и никак не ориентировался на текущие скандалы. Просто взял несколько экологических тем-проблем из разных регионов России, слепил их в один клубок, чтобы посмотреть, что получится, если взять все плохое, что только возможно. Ну и, безусловно, те казанские впечатления и темы, о которых я писал, работая в «Известиях Татарстана», «ВиД» и «Коммерсанте», а затем приходили из Казани, когда в 2003 году я уже перебрался в Москву, тоже повлияли. В частности, воспоминания о походах на Самосыровскую свалку в 90-е годы и о том, как тогдашний депутат Госдумы РФ от Татарстана Сергей Шашурин одним из первых в стране предложил устроить в России кладбище ядерных отходов со всего мира, что позже и было сделано. Эта тема также нашла свое отражение в романе. Естественно, все эти впечатления от моей большой и малой родины не повлиять на меня не могли, но нужно было все это увести от Татарстана, потому что это тема общероссийская.

– Вы потому и поместили героев романа в город, которого в реальной жизни не существует?

– Да, у меня не хватило совести поселить своих героев в каком-то реальном городе, а тем более в Казани. Я не хотел таким образом накаркать беду. Поэтому должен был придумать что-то другое. Другим и стала Сарасовская область, такая усредненная глубинка, и это позволило сделать ситуацию типической. К тому же, в отличие, скажем, от американской литературы, где действие всегда привязано к какому-то конкретному месту, в нашей традиции со времен Золотого века русской литературы писатели всегда предпочитали описывать город N, придуманный город Калинов и т. д. Потому что им хотелось какого-то общего звучания темы. Кстати, напомню, что в начале нулевых в Казани снимался сериал про скорую помощь. Там тоже ни разу не упоминалась Казань или Татарстан, несмотря на то, что там звучали татарские имена, а на машинах были госномера региона 16.

– Нынешняя «Большая книга» у Вас уже вторая, по первой («Город Брежнев») Дмитрий Стрижевский планировал снять фильм, но так и не снял. Банально не хватило денег?

– Да, конечно. Когда он выходил на меня с этой идеей, я понимал: авантюра, хотя и в хорошем смысле слова. Поэтому не стал связывать себя какими-то договорами. Мы заключили джентльменское соглашение: он берется за проект, и если я вижу, что все нормально, то приступаю к написанию сценария. У Стрижевского была предварительная договоренность с несколькими инвесторами, которые согласились вложиться в фильм. Но в итоге все кончилось ничем. А когда наступил 2020 год и пришла пандемия, стало очевидно, что даже раскрученные продюсеры грохают вполне себе обеспеченные проекты. Мы с Димой констатировали, что проект не полетел, так что даже моральные права возвращаются ко мне и я могу договариваться с кем захочу. Как ни странно, так и случилось. Поздней осенью на меня вышел один серьезный продюсер, который неожиданно проявил гигантский интерес к проекту, и я продал ему права на экранизацию «Города Брежнева». По сумме, которую он мне заплатил, я могу судить, что он сделает все, чтобы реализовать этот проект.

– Литературный критик «Медузы» Галина Юзефович, которая приняла «Город Брежнев» на ура, «Бывшую Ленина» изругала в пух и прах. Согласны Вы с ней в чем-то или категорически не приемлете ее критику, потому что жюри «Большой книги» одинаково высоко оценило оба романа?

– То, что жюри назвало книгу лау­реатом премии, вовсе не означает, что она замечательная, у каждого читателя есть право самому решать, хорошая книга или плохая. Я к Гале отношусь с любовью, с нежностью и уважением, потому что в последние годы она проделывает гигантскую работу по привлечению новых читателей и по продвижению достойных авторов. Однако не могу согласиться с ней, что «Бывшая Ленина» – роман плохой только потому, что он ей не понравился. Но я могу понять, почему не понравился – он показался ей слишком актуальным, с нынешней повесткой дня. А Галя и многие современные читатели привыкли к тому, что литературный материал – это всегда что-то бывшее давно, произошедшее 50, 70, а лучше 100 лет назад. Тогда любой корешок от театрального билета, любой порванный носок, любая страница, вырванная из книги, становится артефактом, готовым куском замечательной, прекрасной жизни, которую можно со всех сторон исследовать. Когда мы то же самое, причем в более полном, важном и влияющем на нашу жизнь виде, обнаруживаем рядом с собой, то проходим мимо, потому что нам не интересно. Я считаю это большой ошибкой и всегда спорю: во-первых, это совершенно неправильно. Во-вторых, подловато по отношению к самим себе, то есть мы сами себя обесцениваем. И в-третьих, это обессмысливает вообще существование литературы. Я считаю, что литература, журналистика и социология – три щупальца, которые человечество отрастило себе для того, чтобы изучать именно текущий момент. И если они рассказывают не о сегодняшнем дне, а о замечательных прелестях столетней давности, то у общества нет глаз, ушей, щупалец, каких-то органов обоняния, осязания и всего остального, что позволяет ему не найти выход из ситуации, а просто понять, где оно находится и куда идет. А уже поняв, пробовать искать выходы. Литература не дает ответов, она ставит правильные вопросы, главный из которых – «Как унять эту боль?» Если эта боль увязана с событиями столетней давности, то на фига такая боль нужна? Болеть должна сегодняшняя свалка, сегодняшняя семейная драма, совесть, которая не может не болеть, когда муж бросил жену, жена бросила мужа, а отец – ребенка. Именно поэтому я должен был написать «Бывшую Ленина». А Галя – человек совершенно других взглядов, она сочла это совсем уж такой прямолинейной, лобовой беллетристикой. Я не согласен. Конечно, мне очень радостно, что сто членов жюри сочли мою «Бывшую Ленина» достойной третьего места премии «Большая книга», но еще более радостно, что благодаря этому меня прочитают еще сто, двести или тысяча человек. Кому-то, естественно, книжка не понравится, а кто-то сочтет ее очень важной и нужной. Это же очень круто!

– Названия Ваших книг как будто передают друг другу эстафету: «Татарский удар», «СССР», «Город Брежнев», «Бывшая Ленина». Так было задумано или так получилось?

– Конечно, изначально так не было задумано. Когда я писал первый роман, дальше него не заглядывал. Представить не мог, что их будет так много. Кстати, он назывался «Rucciя», мне казалось это страшно оригинальным, и я очень гордился, потому что тогда еще не было игр с переходом с кириллицы на латиницу. Никто не думал, что роман может называться «Духless» и тому подобное. А в «Татарский удар» я его переименовал по настоянию издательства и в итоге не оказался в этом ряду. После «СССР» я уже игру в топонимику поддерживал осознанно, но в каждом из топонимов есть некое двойное дно. Он может быть буквальным и никак не обыгранным, как «Город Брежнев», потому что был реально город Брежнев, но сегодня это словосочетание воспринимается как что-то фантастическое, и даже многие мои ровесники не знали, что такой город существовал, и были уверены, что я его придумал, что это какая-­то экстраполяция. Когда узнали, что Набережные Челны некоторое время назывались Брежневым, для них это стало большим открытием. А уж молодежь тем более представить себе не может, что был такой город. У меня есть еще роман «За старшего», который изначально назывался «Варшавский договор». Он тоже топонимически в эту линейку ложится. Такая вот моя микроигра в первую очередь с самим собой и в меньшей степени с читателем, ведь редкий читатель знает, что есть такая линеечка. С одной стороны, все очень конкретно, предметно: Ленин, Брежнев, СССР, Россия, Варшавский договор, а с другой – полностью дезориентирует, потому что имеется в виду совершенно не то, что в первый момент всплывает в памяти. Такой подход мне показался интересным, и вроде бы раньше этим никто не занимался. Так что, если я первым придумал такую новацию, то я, наверное, молодец (смеется) и буду уже выкручивать по полной.

– Аксиому советского времени «книга – лучший подарок» большинство нынешней молодежи воспринимает как неудачную шутку. Книжные магазины закрываются один за другим, россияне все меньше читают художественную литературу. Для кого Вы пишете?

– Категорически не согласен, что россияне стали читать меньше. Сейчас читает примерно столько же людей, сколько читали 20, 50 и 100 лет назад. Когда я учился в советской школе, в каждом классе было 3-5 «запойных» читателей, еще столько же читали регулярно, но не в круглосуточном режиме. Остальные читали, так как было велено и больше нечем было заняться. Не существовало компьютерных игр, кино и сериалов, наконец, интернета. Сегодня ситуация другая, но постоянных читателей не стало ни больше, ни меньше. Процентов 20 людей, которые постоянно читали в школе, годам к 21-22, – когда они уже поступили в вузы и их окончили, определились с профессией, для них уже миновала первая любовь и жизнь более или менее вошла в спокойное русло, – возвращаются к чтению, к которому привыкли в
14-15 лет. Они и составляют костяк сегодняшних читателей. Это люди 25-55 лет, как правило, женского пола, с детьми и с высшим образованием или даже с ученой степенью. Мужчины представлены чуть слабее. После 55 интерес к чтению сходит на нет. То есть меньше читать не стали, но и не стали читать больше – серьезная проблема, потому что многие скандинавские страны, Америка стали читать гораздо больше. Несмотря на так называемый крах бумажной книги, которую во многом заменила книга электронная.

– Шамиль, еще раз поздравляю Вас с престижной литературной премией и благодарю за беседу.

Вадим СЕРГЕЕВ

На главную
Яндекс.Метрика