Рашид ТУХВАТУЛЛИН – ученый-физик, писатель, художник по металлу. Его работы приобретены Государственным музеем изобразительных искусств Татарстана, находятся в корпоративных и частных коллекциях в России, а также в США, Канаде, Нидерландах и Франции. Художник уверен, что любое произведение искусства – это своеобразный способ общения творца с миром.
– Рашид Гениатович, когда началось Ваше увлечение эстетикой металла?
– Достаточно давно, но в уже осознанном возрасте. Я родился на Дальнем Востоке в селе Гродеково, недалеко от Владивостока, где проходил военную службу мой отец. Вскоре семья переехала в Зеленодольск, здесь окончил среднюю школу, затем физический факультет Казанского университета, работал по полученной специальности в НИИ, преподавал в химико-технологическом институте.
Область моих исследований довольно интересна: инфракрасная спектроскопия, лазерные технологии, физическая химия, но в начале нулевых я ушел из науки, успев защитить кандидатскую диссертацию по актуальной теме, находящейся на стыке физики и химии. Какое-то время занимался декоративно-прикладным стеклом в технике фьюзинга. Интерес к художественной обработке металлов появился еще тогда, когда преподавал в вузе. А сейчас я член Союза художников РТ, у меня своя мастерская.
– Первые работы не были связаны с научными исследованиями?
– Нет, но в любом случае знания в области физики полезны, хотя бы для понимания свойств материала, с которым работаешь как художник. Когда представляешь суть материала и методы его обработки, это помогает лучше понять задачу. А я использую разные металлы и сплавы, например, латунь, нержавеющую сталь, иногда бронзу.
– С какого момента художник начал вытеснять ученого?
– Четко определенного момента, пожалуй, не было. В начале 1990-х годов я уже участвовал в выставках, первый такой показ состоялся в 1992 году в музее Горького. Большое влияние на меня оказал Булат Махмудович Галеев, очень интересный ученый, художник, изобретатель, основатель конструкторского бюро, занимавшегося различными синтетическими искусствами (то, что сегодня называют медиаарт). Это бюро переросло в Научно-исследовательский институт экспериментальной эстетики «Прометей». Я показывал свои работы на их семинаре, опубликовал статью под названием «Луч лазера как инструмент художника» в журнале «Леонардо», редактором которого был Булат Махмудович.
– Вы уже сформировавшийся художник со своими взглядами и идеями. Как назвать Вашу сферу творчества?
– Подобрать точное определение довольно сложно. Назвать скульптурой в полной мере нельзя, скорее, что-то на стыке скульптуры и ассамбляжа.
Я использую в качестве материала элементы мелкого металлолома, они «дорабатываются», что-то выпиливается, вырезается, спаивается. Интересно создавать какой-то образ. Мне кажется, это главное, что может тронуть зрителя. Ведь любое творчество – диалог автора и зрителя, хотя, конечно, есть понимание чистого искусства, в котором достаточно самовыражения художника. Но все-таки приятно, когда твои работы видят и оценивают. Поэтому я и стараюсь участвовать в выставках (в свое время было несколько персональных). Проводились и выездные выставки в Зеленодольске, Чебоксарах, Самаре, и коллективные экспозиции казанских мастеров в Москве, Санкт-Петербурге. В последнее время выставляюсь в основном в Казани, в частности в музее А. М. Горького и Ф. И. Шаляпина и музее Амира Мазитова.
– Как Вы генерируете идеи?
– Один французский поэт, кажется Аполлинер, когда-то спросил, почему живопись нуждается в красках, ведь можно представить, например, живопись галстуками. Металл – это просто средство, как масляные краски, гипс, дерево, главное – интересная идея. Она возникает, когда над чем-то думаешь, раскладываешь по полочкам свои мысли, замечаешь парадокс. Одну из своих последних работ я назвал «Бердвотчинг» (общепринятое название любительской орнитологии как хобби). Ее мотивом стало наблюдение людей за птицами. В моей скульптуре человечек смотрит за кукушкой, высовывающейся из часов-ходиков. Сначала просто пришла в голову такая мизансцена –
странный диалог с птицей. Показалось занятным, подумалось, что созданный образ можно рассматривать как диалог человека со временем.
– А может быть, есть какой-то системный принцип как основа для хорошей идеи…
– Джанни Родари сказал, что для художественного произведения важен метод бинома как случайное соединение двух частей или просто слов. Берем словарь, открываем страницу, находим любые два слова, складываем их и получаем сюжет. Например, для скульптуры, о которой я рассказывал, можно взять слова «человек» и «время».
Захватывает, когда сюжет, схема обретают плоть. В принципе, у меня такой же бином. К примеру, я сделал «Ходжу Насреддина на распутье». Образ чудака, мудреца совместился с идеей витязя на распутье Васнецова. А катализатором стала репродукция картины, увиденная мной на блошином рынке Казани. Так появился Ходжа Насреддин, размышляющий, куда ему поскакать на своем ослике.
– Что для Вас самое интересное в творческом процессе?
– В ходе создания образа стараешься придумать нечто такое, что придаст особую выразительную силу. Иногда бывают композиции старых предметов. Мне нравятся вещи небольшие, но со своей историей. Люблю посещать блошиные рынки, где попадаются фрагменты электроприбора, замки, что-то еще, а значит, можно сделать композицию с новыми смыслами. Вот из букв или иероглифов складываются слова и предложения, из семян прорастают растения. Так же и с металлом. Иногда вертишь обломок железяки, и вдруг он оказывается похожим на осмысленный предмет, начиная притягивать к себе идеи и смыслы. Наверное, это и есть самое интересное в творчестве – увидеть в окружающем мире необычную комбинацию вещей, композицию смыслов, а затем тем или иным способом выразить их в любом материале, в моем случае – в металле. Нисколько не сомневаюсь, что в этом и есть суть искусства.
– Спасибо Вам за интересное интервью!
Наталья ЭЛЛЕР